|
* * * * *
Он маслом умащал волну
Бровей, и мраморные члены
Пугали солнце, точно стены,
И бледной делали луну.
Спускались волосы до стана
Желтей тех редкостных камней.
Что под одеждою своей
Несут купцы из Курдистана.
Лицо цвело, как муст вина,
Недавно сделанного в чанах,
Синее влаги в океанах
Синела взоров глубина.
А шея, плечи, на которых
Сеть жил казалась голубой,
И жемчуг искрился росой
На шелковых его уборах.
* * * * *
Поставленный на пьедестал.
Он весь горел, — и слеп глядящий,
Затем, что изумруд горящий
На мраморной груди сиял,
Тот страшный камень, полнолунье
В себе сокрывший (водолаз,
Найдя его в Колхиде, раз
Колхидской подарил колдунье).
Бежали на его пути
Увенчанные корибанты,
Суровые слоны-гиганты
Склонялись, чтоб его везти.
Нубийцы смуглые рядами
Несли носилки, чтоб он мог
Смотреть в простор больших дорог
Под радужными веерами.
Ему янтарь и стеатит
Стремил корабль, хитро раскрашен.
Его ничтожнейшие чаши
Нежнейший были хризолит.
Ему везли ларцы из кедра
С одеждой пышною купцы,
Носили шлейф за ним жрецы,
Им принцы одарялись щедро.
Пятьсот жрецов хранили дверь,
Пятьсот других молились, стоя,
Пред алтарем его покоя
Гранитного, — и вот, теперь
|
|
Ехидны ползают открыто
Среди поверженных колонн,
А лом разрушен, и с клонен
Надменный мрамор монолита.
Онагр приходит и шакал -
Дремать в разрушенных воротах,
Сатиры самок ищут в гротах,
Звеня в зазубренный цимбал
И тихо на высокой крыше
Мартышка Горура средь мглы
Бормочет, слыша, как стволы
Растут, сквозь мрамор, выше, выше.
* * * * *
А бог разбросан здесь и там:
Я видел каменную руку,
Все сжатую еще, на муку
Сыпучим данную пескам.
И часто, часто перед нею
Дрожала гордых негров рать
И тщетно думали поднять
Неслыханно большую шею
И бородатый бедуин,
Бурнус откидывая пестрый,
Глядит часы на профиль острый
Того, кто был твой паладин.
* * * * *
Иди, ищи обломки бога,
Омой их вечером в осе,
Один с одним, сложи их все
И призывай их к жизни строго.
Иди, ищи их, где они
Лежат, составь из них Амона
И в исковерканное лоно
Безумье прежнее вдохни.
Дразни словами потайными,
Тебя любил он, доброй будь!
Возлей на кудри нард, а грудь
Обвей полотнами тугими.
Вложи в ладони царский жезл
И выкрась губы соком ягод,
Пусть ткани пурпурные лягут
Вокруг его бесплодных чресл.
|