Ирод. Не торопись вставать с места, супруга моя, царица моя, – ты этим ничего не добьешься. Я не уйду отсюда, пока она не станцует. Танцуй, Саломея, танцуй для меня.
Иродиада. Не танцуй, дочь моя.
Саломея. Я готова, тетрарх.
Саломея танцует танец семи покрывал.
Ирод. Ах, как это было замечательно, как чудесно! Вот видишь, она все же станцевала для меня, твоя дочь. Подойди ко мне, Саломея, подойди, чтобы я мог вознаградить тебя. Да! Я щедро плачу танцовщицам. А тебя я вознагражу по-царски. Я дам тебе все, чего только твоя душа пожелает. Говори, чего тебе хочется больше всего?
Саломея (опускаясь на колени). Я хочу, чтобы мне тотчас же принесли на серебряном блюде…
Ирод (смеясь). На серебряном блюде? Ну да, конечно, на серебряном блюде. Она очаровательна, не правда ли? Что же ты хочешь получить на серебряном блюде, о дорогая и несравненная Саломея, прекраснее которой нет никого во всей Иудее? Что именно тебе должны принести на серебряном блюде? Скажи мне. И что б это ни было, тебе это тотчас же принесут. Все мои сокровища в твоем распоряжении. Итак, ты хочешь, чтобы тебе принесли на серебряном блюде – что именно, Саломея?
Саломея (поднимаясь с коленей). Голову Иоканаана.
Иродиада. Ах, до чего же хорошая мысль, дочь моя!
Ирод. О нет, только не это!
Иродиада. Очень хорошая мысль, дочь моя.
Ирод. Нет, нет, Саломея. Не проси меня об этом. И не слушай свою мать. Она всегда дает тебе плохие советы. Не обращай внимания на ее слова.
Саломея. Дело вовсе не в моей матери. Я прошу принести мне на серебряном блюде голову Иоканаана по своей собственной воле и ради собственного удовольствия. Ты ведь поклялся, Ирод. Не забудь, ты дал торжественную клятву.
Ирод. Знаю. Я поклялся моими богами. Я это прекрасно знаю. И все же я умоляю тебя, Саломея, попроси меня о чем-нибудь другом, попроси у меня половину царства, и я отдам ее тебе. Но не проси меня о том, о чем ты только что попросила.
Саломея. Я прошу у тебя голову Иоканаана.
Ирод. Нет, нет, я не хочу и слышать об этом.
Саломея. Но ты поклялся, Ирод.
Иродиада. Да, ты поклялся. Все это слышали. Ты поклялся перед всеми присутствующими.
Ирод. Помолчи! Я говорю не с тобой.
Иродиада. Моя дочь правильно делает, требуя у тебя голову Иоканаана. Он постоянно осыпал меня оскорблениями. Он говорил обо мне чудовищные вещи. Нетрудно понять, что ею руководит любовь к своей матери. Не уступай, дочь моя. Он поклялся, он ведь поклялся тебе.
Ирод. Помолчи. Не обращайся ко мне… Саломея, прошу тебя, будь благоразумной. Ведь я никогда не причинял тебе зла. Напротив, я всегда любил тебя… Быть может, слишком любил. Так не проси же меня об этом. То, о чем ты просишь меня, ужасно, это просто чудовищно. Я думаю – нет, я даже уверен, – что это только лишь шутка. Голова человека, отсеченная от его тела, – довольно неприглядное зрелище. Невинной девушке вроде тебя не стоит видеть такие вещи. Какое тебе от этого удовольствие? Никакого. Нет, нет, ты не можешь этого хотеть. Слушай меня внимательно. У меня есть изумруд, очень большой изумруд круглой формы, присланный мне одним из приближенных цезаря. Если смотреть сквозь этот изумруд, можно увидеть то, что происходит на огромном расстоянии от смотрящего. Сам цезарь всегда берет с собой такой изумруд, когда отправляется в цирк. Но мой изумруд даже больше. Я точно знаю, что он больше. Это самый большой изумруд на свете. Тебе бы хотелось его иметь, ведь правда? Скажи только слово, и он будет твой.
Саломея. Мне нужна голова Иоканаана.
Ирод. Ты не слушаешь меня. Ты меня совсем не слушаешь. Позволь же мне еще кое-что сказать тебе, Саломея.
Саломея. Дай мне голову Иоканаана!
Ирод. Нет, нет, ты этого просто не можешь хотеть. Ты говоришь это, чтобы проучить меня за то, что я весь вечер смотрел на тебя. И правда, весь вечер я смотрел на тебя. Твоя красота не давала мне покоя. Твоя красота ужасно смущала меня, и я слишком долго смотрел на тебя. Но я не буду больше смотреть на тебя. Не следует подолгу смотреть ни на людей, ни на предметы. Нужно смотреть только в зеркало, ибо в зеркале не увидишь ничего, кроме масок… Эй, принесите вина! Я умираю от жажды… Саломея, Саломея, будем друзьями. Послушай меня… А что, собственно, я собирался сказать?.. Что же это было такое?.. Ах да, вспомнил. Послушай, Саломея… Но прежде подойди поближе ко мне – иначе, я боюсь, ты не услышишь меня… Так вот, Саломея, ты ведь знаешь о моих белых павлинах, о моих прекрасных белых павлинах, которые расхаживают в саду среди миртов и высоких кипарисов? Клювы у них позолочены, зерна, которые они клюют, тоже позолочены, а их ноги пурпурно-красные. Когда они издают свои крики, начинается дождь, а когда распускают хвост, на небе являет свой лик луна. Они ходят парами средь кипарисов и черных миртов, и к каждому из них приставлено по рабу, который ухаживает за доверенным ему павлином. Иногда они поднимаются в воздух и вскоре, пролетев между деревьями, садятся на лужайку, поясом идущую вокруг озера. На всем белом свете не найти таких удивительных птиц, как мои павлины. Ни у одного царя в целом мире нет таких замечательных птиц. Я уверен, что даже у самого цезаря нет столь прекрасных птиц, как мои павлины. Я тебе отдам пятьдесят из них. Куда бы ты ни пошла, они будут повсюду следовать за тобой, и, окруженная ими, ты будешь словно луна посредине большого белого облака… Ладно, я отдам тебе всех. Всего их сто у меня, и нет ни одного царя на всем свете, у которого были бы такие павлины, как у меня, но я отдам тебе всех. Только освободи меня от данной мной клятвы и не проси у меня того, что ты у меня просила.
(Залпом осушает кубок вина.) |
