Молодой сириец (делает знак третьему солдату). Выпусти пророка… Царевна Саломея хочет увидеть его.
Саломея. Ах!
Паж Иродиады. О, какой у луны странный вид! Можно подумать, будто это рука мертвой женщины, пытающейся закрыть себя саваном.
Молодой сириец. Да, у нее странный вид. Она подобна маленькой царевне с глазами из янтаря. Она улыбается сквозь муслиновые облака, словно она маленькая царевна.
Из колодца появляется пророк. Саломея смотрит на него и медленно отступает назад.
Иоканаан. Где тот, чья чаша со скверной наполнилась до краев? Где тот, кто однажды, в серебряном одеянии, умрет пред лицом всего народа? Велите ему явиться сюда, дабы он внял голосу того, кто взывал в пустынях и во дворцах царей.
Саломея. О ком это он говорит?
Молодой сириец. Никто этого не может понять, царевна.
Иоканаан. Где та, которая, увидев лики мужей, на стенах изображенные, лики халдеев, писанные красками, предалась похоти глаз своих и отправила посланников в Халдею?[14]
Саломея. О моей матери – вот о ком он говорит.
Молодой сириец. О нет, царевна.
Саломея. Да, он говорит о моей матери.
Иоканаан. Где та, которая отдавалась военачальникам ассирийским, носящим перевязи на чреслах и многоцветные тиары на головах? Где та, которая отдавалась юношам египетским, облаченным в тончайшее полотно и порфиры, юношам, чьи щиты – из золота, а шлемы – из серебра и чьи тела столь могучи? Велите ей восстать с ложа своего, ложа скверны, ложа кровосмешения, дабы смогла она услышать слова того, кто приуготовляет путь Господень, и покаяться в грехах своих. И пусть даже она никогда не раскается, но, напротив, будет упорствовать в прегрешениях своих, велите ей явиться сюда, ибо лопата Господа уже в руке Его.[15]
Саломея. Но лик его ужасен, просто ужасен!
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна, умоляю тебя.
Саломея. А самое ужасное – это его глаза. Они точно черные дыры, выжженные факелами в тирском гобелене. Точно черные пещеры, где обитают драконы. Точно черные пещеры Египта, где устраивают себе логовища драконы. Точно черные озера, взбудораженные фантасмагорическими лунами… Ты думаешь, он еще что-то скажет?
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна. Умоляю тебя, не оставайся.
Саломея. До чего же он изможден! Он похож на хрупкую фигурку из слоновой кости. Или на изваяние из серебра. Я уверена, что он непорочен, как месяц на небосклоне. Он подобен лунному лучу, серебристому лунному лучу. Его плоть, должно быть, холодна, как слоновая кость… Я хочу увидеть его поближе.
Молодой сириец. Нет, нет, царевна.
Саломея. Но я должна посмотреть на него поближе.
Молодой сириец. Царевна! Царевна!
Иоканаан. Кто эта женщина, что воззрилась на меня? Я не хочу, чтобы она на меня смотрела. Зачем она на меня смотрит этими своими золотыми глазами из-под позолоченных век? Я не знаю, кто она. И не желаю знать, кто она. Пусть она уходит. Если я и буду говорить, то не с ней.
Саломея. Я Саломея, дочь Иродиады, царевна иудейская.
Иоканаан. Не подходи, дочь вавилонова![16] Не приближайся к избраннику Господню. Мать твоя пропитала всю землю вином своих нечестивостей, и молва о грехах ее достигла ушей Господних.
Саломея. Не умолкай, Иоканаан. Твой голос пьянит меня точно вино.
Молодой сириец. Царевна! Царевна! Царевна!
Саломея. Говори еще! Говори еще, Иоканаан, и надоумь меня, что мне делать.
Иоканаан. Не приближайся ко мне, дочь содомова! Спрячь лицо свое под покрывалом, посыпь голову свою пеплом и поспеши в пустыню искать Сына Человеческого.
Саломея. Кто он, Сын Человеческий? Он так же красив, как и ты, Иоканаан?
Иоканаан. Прочь от меня! Я слышу, как во дворце хлопает крыльями Ангел Смерти.
Молодой сириец. Царевна, умоляю тебя, возвращайся на пир!
Иоканаан. Ангел Господень, зачем ты здесь с мечом своим? Кого ты ищешь в этом нечестивом дворце? Не пришел еще Его день – того, кто умрет в серебряном одеянии.
Саломея. Иоканаан!
Иоканаан. Кто это говорит?
Саломея. Иоканаан! Я влюблена в твое тело! Тело твое бело, как лилии на никогда не кошенном поле. Тело твое бело, как снег, покрывающий горы, – как снег, лежащий в горах Иудеи и нисходящий в долины. Розы в саду царицы аравийской не столь белы, как твое тело. Ни розы в саду царицы аравийской, ни стопы утренней зари, легко ступающей по листве, ни лоно луны, покоящейся на глади морской, – ничто на свете не сравнится с белизной твоего тела. Позволь мне коснуться твоего тела!
|